Агент из Кандагара - Страница 44

– Вы действительно Ахмед Сабанчи или Ахмед Саразлы? – уточнил гость.

– Думаю, что да, – сказал Физули. – Вас что-то смущает?

– Ваш вид. Я думал, что ваша голова обезображена шрамами.

– Если вы протянете руку, то сможете нащупать шрам у меня на голове, – мрачно ответил Физули, – хотя не совсем понимаю, почему я должен вам что-то доказывать. И тем более своими ранениями.

– Нет, конечно. Я только спросил. Вы хорошо выглядите.

– Прошло уже много времени…

– Вы что-нибудь помните?

– Не так много, как хотел бы.

– Свое детство, друзей, родственников?

– Не все, – ответил Физули. Он понимал, что это может быть ловушка.

– Васыф вас узнал, – задучиво произнес Иззет Гюндуз. – Я думаю, вы не обидетесь, если мы проведем и свое обследование. Нам нужно убедиться, что в решающий момент вы не подведете.

– Разве раньше я вас подводил?

– У вас не было такого ранения. Многие не верят, что вы остались в живых. Рассказывают, что Ахмеда Саразлы тайно похоронили, и некоторые клянутся, что знают его могилу. А другие, наоборот, клятвенно уверяют, что вы остались в живых и вас видели в разных местах. В некоторых курдских селениях ваше имя стало легендой.

– Что я должен отвечать? Не понимаю, зачем вы мне это говорите. Если я Ахмед Саразлы, то мне неприятно слышать о своей смерти. Если я не тот, за кого себя выдаю, мне тем более неприятно слышать о подобных вещах.

– Мы должны будем проверить, – сказал Иззет Гюндуз с явным сомнением, – прежде чем полетим к нашим друзьям.

– Как будете проверять?

– Достаточно просканировать вашу голову. Если у вас были такие тяжелые ранения и кома, то должны остаться четкие следы.

– Вы врач по профессии?

– Нет. Но мне так говорили. Если вы согласитесь, мы прямо сейчас поедем в больницу. Она здесь рядом. Если все пройдет нормально, то уже завтра мы с вами уедем отсюда. Вдвоем.

– Я думал, что будет лучше, если вы позовете кого-то из тех, кто меня раньше знал.

– Васыф Фикрет-оглы вас уже признал. Пока этого достаточно. Возможно, вы действительно тот самый человек, о котором ходят такие легенды. Вы ведь счастливчик, остались в живых там, где у вас не было ни единого шанса выжить…

– Не забывайте, что я был не один, – Физули подумал, что здесь следует подыграть своему собеседнику, – там был и мой младший брат.

– Да-да, конечно, – стушевался Иззет Гюндуз, – вы знаете, что генерал Кара-османоглу, уже после того как вас нашли живым, – сказал, что такие люди – самые опасные фанатики в нашей стране. Но он уважает вас за вашу храбрость. Мне сказали, что у вас был один шанс на миллион остаться в живых.

– Генерал может говорить все, что угодно. Меня это мало волнует.

– Может, мы тогда сразу поедем в больницу?

– Вы мне не верите?

– Я лично верю. Но мне важно, чтобы нам поверили и наши друзья, которые будут с нами работать.

Физули молчал. Он должен оскорбиться или просто промолчать.

– На все воля Всевышнего, – наконец сказал он. – Если нужна такая проверка, значит, мы поедет туда вместе с вами.

– Спасибо, – не скрывая своего волнения, сказал Иззет Гюндуз, – я понимаю, что вы верующий человек и поэтому ничего не боитесь. Наверное, вы действительно отмечены печатью Аллаха, если остались живы после такого взрыва. Но я хочу сказать вам, что мы все восхищаемся не только вашим подвигом, но и вашей волей к жизни. Вы решили снова вернуться к нам, как только обрели свою память.

– Не до конца, – сказал Физули, – не до конца.

Он подумал, что иногда сохранение жизни означает гораздо более трудную пытку, чем смерть. Когда он пришел в себя после четырехмесячной комы и узнал про жену и сына, то ему показалось, что свет стал черным, и он снова потерял сознание. В первые дни ему не хотелось ни есть, ни пить, и еду вместе с водой ему вводили через катетеры и уколы, как будто он снова был в коме. Так продолжалось очень долго. А потом он уехал в Шемаху и проклял весь белый свет, не желая общаться ни с кем, кроме своих собак и баранов. Но через некоторое время подобная жизнь начала его тяготить. И он без колебаний принял предложение, которое ему так неожидано сделали.

Они поехали в больницу, находившуюся в соседнем городе. Врачи начали сканирование мозга, полное обследование его головы. Он видел, как они изумлялись, когда на экранах начали появляться снимки его головы, его мозга. Каким-то чудом не были задеты важнейшие центры, но тяжелые ранения остались на всю жизнь. Врачи переговаривались, не скрывая своего ужаса и восхищения одновременно. С такими ранениям сохранить свой разум было практически невозможно, а обрести память – и вовсе немыслимо. Один из врачей даже подошел к лежавшему на кушетке Физули.

– Вы не Ахмед Сабанчи, – тихо сказал он, – я вас сразу узнал. Вы – Ахмед Саразлы, тот самый герой, о котором все у нас говорят. Скажите, ведь это правда?

Молодой парень, явно курд, смотрел на него с восхищением. Физули отвернулся – не хотелось лгать и разочаровывать молодого врача. Тот вернулся к своим коллегам, и они стали негромко переговариваться.

«Два братских народа, – недовольно подумал Физули, – турки и курды. Вместо того чтобы жить в мире, убивают друг друга. Какая трагедия! Сколько ненужных жертв»…

Он закрыл глаза. В Азербайджане никто не делил местное население на азербайджанцев-турков и азербайджанцев-курдов. Все жили в единой семье. Многим вообще казалось, что самый интернациональный город в мире – Баку, а самая интернациональная республика – Азербайджан. В Баку проживали представители многих национальностей: кроме азербайджанцев, здесь жили многотысячные общины евреев, армян, русских, грузин, лезгин, горских евреев, курдов, талышей, немцев, поляков. Все рухнуло в конце восьмидесятых, когда в Карабахе местные сепаратисты начали требовать отделения от Азербайджана. Противостояние перекинулось на два соседних народа. Начались погромы в обеих республиках, массовые убийства своих соседей. А потом из Баку начали уезжать армяне. До этого, в семидесятые и восьмидесятые годы, уезжали евреи. После девяносто первого начали уезжать и русские, хотя русская община оставалась все еще довольно многочисленной. Но это был уже не тот солнечный интернациональный город, о котором любил петь кумир бакинской элиты Муслим Магомаев, который дал миру Ландау, Ростроповича, Каспарова и многих других известных людей.