– У нас нет наставников и воспитанников, – поморщился Иззет, – если тебе нужно нас проверить, то проверяй. Только не нужно лишних слов и пышных оправданий.
– Правильно! – весело кивнул Ибрагим. – Сейчас вам сделают уколы. Не беспокойтесь, будет настоящий врач.
Физули подумал, что эта проверка будет строже остальных, хотя и не боялся, зная, что после стольких уколов и принятых лекарств «сыворотка правды» будет действовать на него не столь сильно, как на остальных. Сказывались большие дозы морфия, которые ему раньше кололи в качестве болеутоляющего. Но нельзя было предвидеть, как на него подействуют подобные уколы после столь длительных переходов.
Их отвели в довольно просторную и чистую комнату, где врач сделал им по два укола. Иззет Гюндуз только презрительно сжал губы, а Физули невесело усмехнулся. На самом деле, как он понял потом, ему отчасти повезло. Приехавший сюда Ибрагим решил сначала допросить именно его, и только затем его напарника. Вопросы задавались самые необычные. Как потом выяснилось, он отвечал довольно спокойно, но когда вспоминал о взрыве, начинал нервничать и кричать, что нельзя убивать детей. К тому же он часто упоминал какого-то Физули, говорил на непонятном для Ибрагиме языке, похожем на турецкий. Часто читал стихи на фарси и арабском. Ибрагим, говоривший с ним на фарси, закончил его допрос примерно через два часа, чтобы приступить к допросу Иззета. Перед этим он спросил врача:
– Что вы думаете насчет первого пациента?
– Насколько я знаю, он перенес тяжелое ранение и впал в кому, из которой выходил долго и тяжело. Говорят, что он чудом остался жив. Мы не знаем всех процессов, которые происходят у него в мозгу, – сказал врач, – но одно несомненно: он действительно пережил этот страшный взрыв и остался в живых.
– Вы не обратили внимания, что он несколько раз упоминал имя Физули? – напомнил Ибрагим. – Интересно, про кого он говорил. Мне показалось, что он говорил о себе в третьем лице.
Врач был родом из пакистанских шиитов, поэтому с явным сожалением взглянул на Ибрагима.
– Вам следовало бы знать, – сказал он с явным укором. – Мухаммед Физули – величайший поэт Востока и всего мусульманского мира. Он жил в шестнадцатом веке и творил сразу на трех языках – фарси, арабском и тюркском. По его собственному завещанию, Физули был похоронен в Кербеле, в мечети имама Хусейна, самой почитаемой мечети всех мусульман-шиитов. Он единственный в мире человек, удостоенный подобной чести за полторы тысячи лет. Неужели вы этого не знали?
– Нет, – признался Ибрагим, – действительно не знал. А разве курды бывают шиитами?
– Он великий поэт всего мира, а не только шиитов, – окончательно разозлился врач, – что касается курдов, то среди них встречаются и шииты. У вас есть еще вопросы?
– Давайте второго, – беззлобно предложил Ибрагим. – Не нужно на меня так обижаться, если я не знаю этого великого поэта. Теперь запомню.
Допрос Иззета длился еще меньше, около часа. Несмотря на два укола, Иззет ужасно сквернословил, чем даже развеселил своего собеседника.
– Этот тип никогда не сдастся, – весело заявил Ибрагим. – В общем, мне все понятно. Пусть поспят, а завтра начнем заново. Нужно будет проверить их на наших детекторах. Для них все только начинается, – пообещал он, выходя из комнаты.
– Пусть отдохнут, – согласился врач, – они это заслужили.
Физули пришел в себя, увидев стоявшего над ним врача. Тот наклонился, слушая дыхание своего «пациента».
– Как вы себя чувствуете? – спросил он.
– Неплохо, – ответил Физули, хотя голова ужасно болела. – Как я себя вел?
– Гораздо лучше, чем ваш друг, – улыбнулся врач, – он все время страшно ругался, а вы читали стихи на фарси и тюркском, иногда упоминали Физули.
– Надеюсь, что Ибрагим хотя бы знает, кто такой этот великий поэт. – Гусейнов закрыл глаза от досады. Не нужно было упоминать этого имени. Хотя Физули действительно великий человек, и его назвали в честь именно этого поэта и мыслителя.
– Говорят, что алкоголь и наша «сыворотка» снимают с человека его первый слой, обнажая сущность, – сообщил врач, – а это значит, что ваш друг – человек не очень спокойный и терпеливый. С таким опасно дружить или иметь какой-то бизнес. Он человек вспыльчивый, злопамятный и мстительный. Это сразу чувствуется по тому, как он себя вел.
– Что же тогда вы скажете обо мне? – поинтересовался Физули.
– Вы же читали стихи, – напомнил врач, – значит, вы человек глубокий, интересный, мыслящий, но скрытный.
– Почему скрытный?
– Стихи читают в двух случаях. Либо когда их очень любят, либо когда пытаются скрыть под ними свои истинные мысли. В вашем случае, я думаю, применим первый вариант, вы несколько раз упомянули Физули. Мне пришлось подсказать Ибрагиму, кем был этот великий поэт.
– Вы шиит? – понял Физули.
– Да, – кивнул врач, – но это не относится к нашей беседе. Физули был величайшем гением, а мечеть Хусейна должна быть святой не только для шиитов, но и для суннитов.
– Согласен, – улыбнулся Физули.
На следующий день их перевели в другое помещение, где начались допросы на «детекторе лжи», как его называли сотрудники спецслужб. На самом деле все психологи точно знали, что есть около пяти процентов людей, на которых подобная аппаратура не действует. Физули был как раз из числа подобных людей, ведь он перенес слишком сильное потрясение и его энцефалограмма, как и его ответы, не поддавались обычной логике. Именно поэтому диаграмма его реакций была столь причудлива, что врач просто махнул рукой, уже не обращая внимания на вопросы, которые задавали Физули. Он понимал, что идеальной энцефалограммы все равно не получится. Физули с легкостью выиграл и этот раунд. А когда его положили под рентгеновский аппарат, чтобы сделать снимок головы и ее повреждений, он просто засмеялся. Здесь как раз «все было в порядке». Или наоборот, «все было не в порядке». Сосуды были повреждены, связь между обоими полушариями частично нарушена, были и другие «отметины». Врач только разводил руками, видя все это. Он не понимал, как при таких ранениях можно было продолжать вести активный образ жизни.